Девятый круг. Ада - Юлия Верёвкина

– Не особенно. Я жду своё вино.

– А у нас, кажется, нет…

Ада с отсутствующим видом наматывала прядь волос на палец, показывая, что подобные детали её совершенно не касаются.

– Я схожу, – всё так же неуверенно предложил Сергей. Ада не отреагировала, и он, бросив конверт на кровать, пошёл одеваться.

…Сергей шагал по хрустящему снегу с бутылкой шардоне, и неясное беспокойство неуютно шевелилось внутри. В Аде было что-то, одновременно манящее и неприятное. Как в злой ведьме из сказки. Она вызывает симпатию ребёнка своей непохожестью на других персонажей, умом, таинственностью, силой… И всё-таки он радуется, когда Белоснежка благополучно просыпается от поцелуя принца, а Элли удирает от Бастинды.

Ада как будто настаивала, что этот мир безумен, и она ничего не собирается объяснять с нормальной, рациональной точки зрения. Опять-таки, откуда у неё ключ? Но Сергей не решался настойчивее требовать ответа, да вряд ли бы получил. Наверное, она бы просто молча ушла.

Кто знает, может, безумная кровь женщин предыдущих поколений её семьи сделала Аду такой. Пожалуй, подобные предания из жизни бабушек кого угодно сведут с ума. Впрочем, делает же она хоть что-то как нормальные люди. Вышла замуж, например. Кажется, где-то училась. То есть, пути обычных людей ей не чужды. Но стоило Аде взглянуть на него, как она умела: пристально, изучающее, неуловимо-насмешливо, – и Сергей не знал, как себя вести.

Поднявшись на свой этаж, он почувствовал откуда-то запах гари. Сергей открыл дверь квартиры и тут же прикрыл нос шарфом – стояла ужасная вонь, как будто жгли что-то химическое.

– Ада! – испуганно крикнул он. Никто ему не ответил. Да Сергей и не ждал. Ещё у лифта он понял, что не найдёт здесь Ады.

Он бросился к форточке, чего не делал уже давно. Морозный воздух хлынул в комнату, и Сергей закрыл входную дверь. Потом посмотрел на стол и кивнул сам себе, признавая поражение. Действительно, стоило догадаться. В пепельнице дымилась горсть чёрного пепла и догорал последний уголок одной из фотографий.

Сергей усмехнулся и включил свет.

Утром он нашёл во дворе дохлую кошку. При жизни она не отличалась ни сообразительностью, ни шармом и красотой, но её кормил весь подъезд, и Сергей привык видеть эту хитрую рыже-чёрную морду сытой, наглой и готовой стоять насмерть, но не позволить товаркам разделить с нею хлебное место.

Взъерошенная и жалкая, она лежала сейчас у самой подъездной двери, как будто до последнего надеялась, что кто-нибудь ей откроет. Сергею стало не по себе.

Дверь открылась, и из неё быстро, закутавшись до самых глаз, выбежал старичок-сосед. Сергей смотрел ему в энергичную спину несколько секунд и успел окликнуть его. Тот нетерпеливо обернулся, увидел кошку и, вздохнув, так же поспешно вернулся под козырёк подъезда.

– Н-да, очень неприятно, – признал он и развернулся было обратно.

– Семён Петрович! – остановил его Сергей. – Вы же раньше работали ветеринаром?

– Работал, Серёга, да кому сейчас звери нужны? Зарплаты урезали так, что по новым временам вообще не проживёшь. Поверишь ли – на скотобойню устроился. Скот замерзает и падает, губернатор велел тушёнку заготавливать, чтоб добро не пропадало…

– Падаль, что ли, в тушёнку пихают? – насторожился Сергей.

– Нет, что ты, в нашем хозяйстве нет. – Семён Петрович сделал акцент на слове «нашем», а его усы, шевельнувшись, приняли положение «но сам знаешь, всякое бывает». – Слушай, холод собачий, я не хочу, как коровки наши, тут околеть, так что побегу…

– Семён Петрович! – пока Сергей выкрикнул эти слова, старичок отбежал уже метров на пятнадцать. – А может, посмотрите, от чего эта кошка сдохла?

Нос бывшего ветеринара, чуть дёрнувшись, показался было над краем толстого шарфа и скрылся обратно, но глубину пренебрежения к вопросу выразил вполне ясно.

– А чего на неё смотреть? Ясно же. От холода она околела, от холода!

Старичок понёсся дальше по своим делам.

– Точно? – крикнул вдогонку Сергей.

Семён Петрович на ходу замахал руками и бодро закивал: мол, даже сомневаться не смей.

По дороге в редакцию Сергей насчитал одиннадцать мёртвых кошек.

5

Новый приятель Лерки был женат, и связаться с ним уж точно оказалось крайне неосмотрительным. Всё бы ничего, но имелся у него непозволительный, с её точки зрения, недостаток: он любил свою жену.

– Ради неё я приехал в этот город. Она сказала: «Продай квартиру» – я продал, сказала: «Влезь в долги, и сбежим» – я послушался. Теперь спать не могу, жду, что мне по башке монтировкой дадут. Знаешь, это подло звучит, уже ведь люди из-за морозов умирают, а мне – облегчение: по такому холоду они за мной через полстраны не погонятся!

Дмитрий был эталонно красивым тренером по рукопашному бою. Теперь, когда всей стране стало не до спорта, он работал охранником в продуктовом, где его и приметила Лерка. Но просчиталась: первое свидание подходило к концу, а тренер и не думал её соблазнять. Заказывая всё новые порции глинтвейна в одном из немногих кафе города, которые продолжали работать, он говорил и говорил, а Лерка тайком посматривала на часы.

– Я ради неё разругался с родителями, – она, кстати, всем врёт, что это они купили нам здесь квартиру. Ага, как же: хирург и учительница… Друзей бросил, спорт бросил… А она не приходит домой ночевать. И сделать ничего не могу. Она как посмотрит – и меня парализует, слова ей не сказать.

Лерка слушала и уговаривала себя, что в городе найдётся от силы несколько человек, у кого сейчас есть деньги на кафе, а значит, можно и послушать историю чужой драмы. Так она узнала, как Дмитрий познакомился с женой. Вернее, сначала увидел её портрет в мастерской знакомого художника. Чёрные глаза, написанные маслом, сверкнули по-настоящему, живо – он готов был в этом поклясться. Заинтригованный, Дмитрий попросил художника познакомить его с моделью, а через несколько недель на ней женился.

– Всё было классно – даже в кино так идеально не бывает, – признавался он. – Но стоило приехать сюда – и всё, чувствую, не нужен я ей. Она, в общем-то, этого и не скрывает, приходит за полночь, попробуешь что сказать – смотрит… А как смотрит моя жена, так больше никто не сможет. Психическое оружие, твою ж налево! Одеколоном чужим пахнет. Картины пишет – классные, только пугают чем-то. Как-то раз ночью, пардон, в туалет встал – а в коридоре её ведьма висит нарисованная. Можешь мне не верить, но она листала книгу. Реально листала, понимаешь? Страницы шевелились. По квартире шуршание. Короче, я к чему. Ведьма она.

Лерка не смогла сдержать издевательской усмешки.

– Ну да, как до свадьбы – так любимая, а как после, все сразу в ведьм превращаются…

– Я с тобой серьёзно, а ты!.. – разочарованно покосился на неё Дмитрий. – А снег этот выпал? Все были в шоке, помнишь? А она стояла у окна и улыбалась.

– Ты с ума сошёл, – спокойно констатировала Лерка, поднимаясь. – Ладно, спасибо тебе большое, спишемся потом «ВКонтакте».

Неожиданно Дмитрий схватил её за руку. Лерка удивлённо посмотрела на него и встретила взгляд, в природе которого никогда не ошибалась.

Что ж, подумала она, может, не так и сильно он любит жену.

6

Тёмные глаза загорелись во тьме чем-то бешеным, и казалось: она его ненавидит, ненавидит, ненавидит… Что не так? Что не так? – стучали в прихожей часы, но отвечало одно лишь отчаяние. Он закрывал глаза, чтобы не видеть двух чёрных злых точек, в которых тускло отражался свет жёлтого фонаря во дворе, но его веки обжигал злющий огонь: она-то глаз не закрывала. И он знал, что, ударь он её или покрой поцелуями тонкие лодыжки, взгляд не изменится, огонь не смягчится и ненависть по-прежнему будет электризоваться в этой комнате.

Скучный дьявол в спортивной куртке заглянул в спальню и криво усмехнулся: что, не разгадал шараду? Мучайся, мучайся, я здесь не задержусь – мы ведь увидимся ещё… несколько позже, не так ли? «Это я сам себя ненавижу?» – пытался крикнуть он дьяволу, но тот молча указывал на палящие глаза в углу: и она тоже, дорогой, и она тоже.

«Стой! Стой, не уходи!» – пытался крикнуть он пересохшими губами, видя, что спортивная куртка вот-вот исчезнет за дверью спальни. Не оставляй меня с ней наедине, ты отвлекаешь меня от бездны в этих глазах, потому что это – гибель, гибель или психушка, но больше ничего. Но куртка только усмехалась своими широкими складками и всё равно исчезала, а часы в прихожей били: справляйся сам.

Тогда он кидался к окну, но не мог его ни открыть, ни разбить. Из рамы торчали длинные ржавые гвозди, и кровь текла по рукам, по стеклу и старому подоконнику. Как к последнему прибежищу он бросился к выключателю, безжалостный жёлтый свет наполнил комнату, тьма оказалась ярко освещена, и всё смотрела, смотрела она…